Воры в законе и история вопроса

Обычный вор как социальный тип криминального мира существует в России в течение нескольких столетий. Во время правления Петра I (1695-1725), страна изобиловала ворами. Только в предместьях Москвы их насчитывалось более 30 тыс.

Они жили обособленно и ходили “на дело” по одиночке либо небольшими и изолированными бригадами. Вором в то время назывался человек, который посягал и прибирал к рукам чужую собственность. В течение 18 в. степень организованности воровского мира постепенно возросла, появились преступные группы, которые формировались за счет финансовых вкладов воров как условиям их членства.

Появились зачатки особой субкультуры – использование прозвищ (<погонял>) и воровского жаргона (<фени>). К концу 19 в. преступный мир имел уже профессионализированное ядро и четкое разделение специальностей с первыми признаками появления преступного “босса”.

Картина воровского мира в те времена была достаточно пестрой. Достаточно сказать, что карманные воры имели до десяти разновидностей, каждая из которых делилась на мелкие в зависимости от специализации преступника.

От других категорий правонарушителей воры отличались большей степенью социальной деградации. Например, среди карманников каждый второй вор рецидивист был алкоголиком или наркоманом. В 13-14 лет преступники были уже знакомы со всеми негативными сторонами жизни, причем 25% из них – с развратом. Отсюда малограмотность лиц данной категории.

Среди них каждый пятый не умел читать и писать. Говоря в целом о кражах 20-х годов, следует подчеркнуть, что воры специализировались преимущественно на тайном похищении частного имущества.

Похищения государственного и общественного имущества тогда осуществлялись, как правило, в форме растрат и мошенничества. Однако с профессиональной преступностью были связаны не только растраты, но и спекуляция, которая превращалась в источник средств существования и наживы.

В структуре преступности 1920-х годов кражи вновь стояли особняком, их удельный вес среди всех преступлений составлял 23%, а среди имущественных – 73%. В первый месяц после мартовской амнистий 1917 г. только в Москве было совершено 6884 кражи.

В последующие годы ежемесячно совершалось свыше тысячи краж. Эти преступления, как и в дореволюционной России, являлись основной специальностью профессиональных преступников.

Так, московский уголовный розыск (и не только он) дифференцировал воров на следующие основные категории:

1) взломщики;
2) “домушники”;
3) “монтеры”, “прислуга” и т.д.
4) “наниматели квартир” и пр.;
5) карманщики городские;
6) карманщики крупные, “марвихеры” высшей марки;
7) воры-отравители;
8) железнодорожные воры, крадущие на вокзалах;
9) похитители железнодорожных грузов;
10) воры велосипедов;
11) конокрады;
12) “церковники”;
13) “городушники” – похитители из магазинов;
14) “вздерщики”, крадущие при размене денег;
15) “хипесники”, обкрадывающие посетителей любовницы-проститутки;
16) скупщики краденого;
17) грабители;
18) “подкладчики”;
19) содержатели воровских притонов.

Огромных размеров достигло тогда “нэпманское” (торговое) мошенничество. Оно заключалось в организации всевозможных фиктивных торговых ведомств, “продаже” несуществующих товаров (“воздуха”) и т.п.

Мошенники, как и воры, различались по специальностям и в середине 20-х годов представлялись 13-ю основными категориями преступников. В этот период значительно активизировалось профессиональное мошенничество под видом продажи кладов, антиквариата, с помощью поддельных дубликатов накладных на несуществующие грузы (“продавцы воздуха”).

В действительности мошеннических специализаций было больше, ибо, мошенники совершенно не поддаются какой-либо классификации, поскольку обман так же разнообразен, как и человеческая изобретательность.

Воры в законе как социальная каста появились в первые годы советской власти. А случилось вот что. Недовольными советской властью оказались две влиятельные силы – политические противники, составленные из бывших белогвардейцев и анархистов, и старый криминальный мир, сохранившийся и даже преумножившийся с дореволюционных времен.

Столь разные по своему социальному содержанию общественные силы объединило одно – ненависть к большевистскому режиму. Так происходило и в других странах после очередного, особенно крупномасштабного военного переворота либо социальной революции. Бывших врагов всегда объединяет новый враг.

В 1920-е годы в воровской мир влились многие бывшие <белые>, <зеленые> и другие оппоненты большевистского режима. Политическим оппонентам В.И.Ленина неустойчивость в стране нужна была ради свержения большевизма, а для криминала хаос и паника всегда служили питательной средой.

Первые создавали то, чем воспользовались вторые, и обе силы действовали как попутчики и соратники. В разоренной стране насчитывалось более 7 млн. беспризорных детей и подростков. Они и стали рекрутами нового призыва отечественного криминала.

Большинство из них промышляло нищенством, грабежами и разбоями. Случались даже налеты дерзких подростков на деревни. К беспризорникам были близки так называемые “босяки”, люмпенизированная публика, не имеющая (или потерявшая) опору в обществе.

Ради достижения своих целей политические враги нового государства начали привлекать на свою сторону профессиональных преступников. Высокообразованные оппоненты большевизма, бывшие офицеры, жандармы и буржуа, интегрировались в преступный мир, который недавно еще люто ненавидели.

Самообладание, смелость, умение планировать операции, знание различных систем оружия – эти профессиональные качества выделяли <белых> из среды уголовников. В результате так называемые <бывшие> становились главарями <нынешних> хозяев улицы, получив в преступном мире клику “жигана”.

Жиганы заимствовали традиции и обычаи преступного мира, адаптируя их к новым условиям. Белогвардейцы внесли в уголовную среду жестокую дисциплину.

Младшие (“пацаны”) должны были беспрекословно подчиняться главарям (“паханам”), неподчинение наказывалось вплоть до смертной казни. Из банды не было выхода в гражданскую жизнь.

Подобное рассматривалось как нарушение присяги, и за этим следовал либо удар финкой, либо пуля. Однако строгая дисциплина не только устрашала членов преступного ордена, она же защищала их и их организацию.

Воображая себя идеологической оппозицией новому государству, жиганы разработали новые воровские законы:

1. Запрещалось работать или принимать участие в работе общества.
2. Запрещалось иметь постоянную семью.
3. Запрещалось принимать оружие от государства.
4. Запрещалось сотрудничать с властями как свидетель или жертва.
5. Обязывалось вносить деньги в общак.

Это было первая стадия формирования новых традиций и обычаев, которые наложились либо слились с традиционной атрибутикой (татуировки, жаргон, прозвища, жесты) и фольклором (песни, стихи, поговорки, легенды, байки, рассказы) уголовного мира.

Окончательное формирование воров в законе в самостоятельную касту уголовного мира произошло в начале 1930-х годов.

Завершилась, так сказать предыстория, началась собственно история этого феномена и социального института преступного мира. Во всяком случае, большинство криминалистов и криминологов считает, что воры в законе появились именно в 1930-е годы.

По мере стабилизации советской власти и наведения в обществе порядка начали происходить необратимые изменения и в уголовном мире. В начале 1930-х годов в нем обозначился кризис лидерства.

Политические лозунги борьбы с большевиками себя исчерпали, а, следовательно, потеряла былое влияние статусная группа жиганов. Низы, т.е. бытовой криминалитет и уличная шпана перестали им повиноваться.

Они выдвинули из своей среды и активно поддерживали собственных лидеров – так называемых урок. “Бродяги”, “иваны”, “урки” стремились взять реванш и восстанавить свое верховенство над “жиганами”.

Острое противоречие двух страт уголовного мира, старой и новой, жиганов и урок, потребовало изменения всей системы внутренних взаимоотношений и трансформации нового кодекса преступного мира.

На 1 января 1929 г. в заключении находилось около 37 тысяч “авторитетов”, или 4% от общего числа заключенных. Иными словами, в каждой сотне босяков, бродяг и воришек было четверо лидеров. Такой закваски вполне достаточно для создания организованных групп.

Идеологию воровского мира этого периода можно сформулировать так: существовать только и исключительно за счёт добычи от совершаемых преступлений;

– ни в коем случае не работать ни на воле, ни в местах лишения свободы (любой честный труд только укрепляет ненавистное государство);

– отказаться от родных, если они имеются (даже от родной матери);

– не заводить собственной семьи, не жениться, не иметь детей (ничего не должно связывать человека с новой жизнью, которую строит большевистское государство);

– не иметь собственности, постоянного места жительства, не вести оседлый образ жизни;

– не брать оружия из рук власти, не служить в армии (для бывшего белогвардейца становился врагом каждый, кто хотя бы формально вставал на защиту <краснопузых>);

– ни при каких условиях не идти на контакты с государственными органами власти, особенно с правоохранительными органами;

– ни в коем случае не прибегать к помощи системы правосудия! С судом контакт один – лишь в качестве обвиняемого. Настоящий <жиган> не имеет права выступать в суде ни в качестве свидетеля, ни даже в качестве потерпевшего. За защитой он обращается только к своим подельникам;

– нельзя участвовать в работе государственных и общественных организаций (например, вступать в комсомол, или сдавать деньги в какие-либо фонды помощи и т.д.), даже симпатизировать им;

– запрещено участвовать в каких-либо акциях Советской власти, поддерживать их (революционные праздники – 1 мая, 7 ноября, дни рождения <красных вождей>, митинги, демонстрации, выборы и проч.);

– нельзя заниматься политикой и интересоваться ею (запрещено даже читать газеты).

Во второй половине 1930-х годов специалисты правоохранительных органов осознают опасность клана “воров в законе”. Руководством начинает проводиться политика непримиримой борьбы с ними, прежде всего в местах лишения свободы.

Администрацией тюрем и лагерей использовались такие способы как дискредитация – распространение ложных, порочащих авторитет вора, слухов. Власти поддерживали те категории заключенных, которые вступали в конфликт с ворами, вплоть до организации убийств.

В системе управления лагерей создаются специальные тюрьмы с особо строгим режимом содержания. По замыслу администрации, туда должны были свозиться “воры в законе” для перевоспитания.

В преступном мире складывается ситуация резкого соперничества “воров”, “жиганов” (поднявшиеся на волне бандитизма), “бывших” (бывшие офицеры армии, “деклассированный элемент” и т.п.).